Выселение Музея Камня Пелепенко В.А. В Екатеринбурге. (Продолжение)

[Синильга]

Скандал вокруг Уральского Минералогического музея вышел таки на международный уровень. Музей до сих пор лишен тепла и света. Про проблемы музея в Екатеринбурге проинформированы ЮНЕСКО, ООН.
Принято обращениеи к Российскому правительству от Участников VI международного симпозиума „Минеральное разнообразие - исследование и сохранение, проведенного в Софии с 7 по 10 октября 201 1 г, в Национальном музее "Земля и люди" в защиту Уральского Минералогического музея В.А. Пелепенко.
Готовится приезд международной группы журналистов по заданию Организационного Комитета Международной Минералогической ярмарки в Мюнхене.
На Международной научно-практической конференции «Минералы и драгоценные металлы  в национальных стратегиях развития туризма», которая будет работать 17-18 ноября 2011 года в г. Екатеринбурге планируется принять обращение к Правительству и Президенту РФ. Проект обращения обсуждается в оргкомитете.
Беззаконие продолжает твориться в регионах с попустительства федеральных структур. И это факт, а не всплеск эмоций конкретного физического лица. И замалчивать подобные факты преступно. Если будет создан прецедент уничтожения конкретного музея в угоду удовлетворения коммерческих интересов, то не загорами повторение прецедента в масштабе всего государства. Стыдно, когда проблемы коллег замалчиваются. А участие в судьбе незаурядного музея ограничивается сливанием негатива против владельца музея.

[Синильга]

Музеи сегодня: рыночный прагматизм против служения идее
Разговор при свечах за круглым столом
«Круглый стол» на самом деле был, как водится, вполне прямоугольным и довольно протяженньш в длину: за ним, не очень теснясь, разместилось человек двадг\ать, среди них директора и ведущие сотрудники ряда екатеринбургских музеев, ученые, краеведы, члены редколлегии нашего Вестника. А вот то, что разговор шел при свечах, надо понимать буквально. Отключение электрического освещения было не «режиссерской задумкой» устроителей, не данью романтике, а самой что ни на есть суровой прозой жизни. Когда собрание готовилось (а готовилось оно, конечно, загодя), сам собою подразумевался привычный уровень уюта. Но когда в согласованный день и час участники встречи собрались в назначенном месте ~ в екатеринбургском Музее камня, -~ оказалось, что электроснабжение там отключено, более того - отключены теплоснабжение и даже холодная вода. Будь круглый стол на другую тему, попенячи бы по привычке на ЖКХ и перенесли разговор на другое время. Но в данном случае форс-мажорные обстоятельства обернулись выразительной иллюстрацией к обсуждаемой теме, потому и залегли свечи, а верхней одежды снимать не стали .
Музей на осадном положении
К разговору в холодном помещении и при свечах участники круглого стола не готовились, но такому повороту событий особо не удивились. Что Владимиру Андреевичу Пелепенко, создателю и директору популярнейшего в городе и широко известного в мире минералогического музея, в последнее время приходится тратить много времени и сил на отражение рейдерских (назовем вещи своими именами) атак, всем было известно из телевидения, газет, Интернета. Но что дело зашло так далеко...
Не вдаваясь в подробности, поясним суть коллизии.
Музей начинался с уникальной минералогической коллекции, которую Владимир Андреевич, по его признанию, начал собирать, когда ему было уже под сорок (а сейчас 76). Вопрос не в том, что он этим занятием в конце концов увлекся: на Урале в редком доме не найдется хотя бы десяток образцов самоцветов - среди камней живем! Другое интересно: почему так поздно? И как ему удалось так быстро собрать коллекцию мирового уровня? Наверно, об этом можно написать авантюрный роман, но мы скажем коротко: надо знать Владимира Андреевича Пелепенко! Уроженец Тюмени, сын солдата, не вернувшегося с фронта из-под Москвы, он в юности прошел, как многие его сверстники, через увлечение авиацией (Курганский аэроклуб), а также через трудную, но престижную в те времена трехлетнюю службу на Тихоокеанском флоте. После того окончил радиофак УПИ, служил на Байконуре (предмет законной гордости: запускал в космос Германа Титова)... В общем, человек жадного интереса к жизни, разностороннего опыта, огромной энергии, не привыкший пасовать перед естественными, а уж тем более перед искусственными барьерами.
Уже в 70-е годы в городе возникли слухи о его неординарной коллекции минералов, которую, однако, видели только те немногие, кому посчастливилось побывать у него дома. Коллекция росла - росла и ее известность. (Пожалуй, коллекция росла тем быстрее, чем больше росла ее известность, но это уже другая тема.) В конце 80-х открылся «железный занавес», и у Владимира Андреевича появилась возможность участвовать в международных акциях любителей камня. Тут обнаружилось, что коллекция Пелепенко не просто конкурентоспособна на международном уровне, но уверенно входит, по крайней мере, в десятку лучших в мире. Интернациональный поток знатоков и ценителей камня, желающих познакомиться с уникальным собранием минералогических раритетов, вырос настолько, что стал просто несоизмеримым по масштабу с площадями трехкомнатного обиталища коллекционера, где и постоянным жильцам почти уже не оставалось места (при том, что немалая часть образцов в лучших советских традициях хранилась в гараже). Естественным образом возникла идея создания на основе прославленной коллекции общедоступного музея. Правда, у кого-то возникло и сомнение: музей подобного профиля в городе уже есть, нужен ли ему конкурент?
Старожилы города помнят, что с незапамятных времен (говоря точнее, с момента основания в 1938 году) предметом особой гордости нашего каменного края был, и таковым по сей день остается, геологический музей Уральского горного института (нынче университета). Туда непременно привозили самых знатных визитеров, приезжавших в город, - например, Мао Цзедуна, Джавахарлала Неру, индонезийского президента Сукарно... Трудно сказать, что они в этих серых камнях понимали, но записи в книге отзывов оставляли дипломатически восторженные.
Коллекция В. А. Пелепенко имеет два принципиальных отличия от собрания музея УН У: там только образцы, извлеченные из уральских недр, у Пелепенко же - камни со всех континентов; в вузовском (хоть он и общедоступный) музее собраны образцы типичные, по ним будущие геологи учатся распознавать минералы, у Пелепенко -раритеты, поражающие своей изощренностью даже искушенных специалистов и радующие глаз непосвященных. Очень непохожие это собрания, отчасти взаимодополняющие, но главное - имеющие совершенно разные назначения. Коллекция музея УГГУ вне конкуренции, когда дело касается науки и профессионального образования. Коллекция Пелепенко - собрание неповторимых красот, созданных самой природой; она апеллирует не к специальным знаниям, а к эстетическому чувству. Общественную роль музея, где выставлена такая коллекция, можно, пожалуй, сравнить с ролью галереи изобразительных искусств. Хотя, конечно, раритетные камни-самоцветы, даже если они внешне иногда и напоминают живописные композиции, имеют иную природу и молча говорят о другом: в них выражено извечное и непреходящее гармоническое начало, составляющее основу всего сущего; в них заключен непостижимый смысл, к которому устремляются художники во все времена, никогда его, однако, не достигая. Еще их можно сравнить со звуками камертона, по которым настраивается душа.
Так или примерно так рассуждал в свое время Владимир Андреевич, убеждая руководство области, что создание минералогического музея на основе его коллекции - в интересах города и региона. Он обрел-таки единомышленников в тогдашнем областном министерстве культуры, в правительстве области. И свершилось чудо: в августе 1999 года постановлением областного правительства владельцу частной коллекции В. А. Пелепенко из областного фонда имущества для организации минералогического музея отдали в аренду на 20 лет помещение площадью 1760 кв. м. Из трехкомнатной квартиры - да на 1760 кв. м., и это в «лихие девяностые»! Казалось бы, вот истинная забота властей о культуре и просвещении, вот обретенная гармония общих и частных интересов, вот торжество новой российской демократии, победившей гнусный тоталитаризм!
Но на самом деле большого повода радоваться не было. Помещение, мягко говоря, не очень годилось не только для музея - для любого полезного использования. Раньше там размещался известный в городе ресторан «Большой Урал» (при одноименной гостинице); здание было построено архитектором-конструктивистом С. Е, Захаровым в 1929-1932 годах на уровне более чем скромных материально-технических возможностей того времени. За семьдесят лет оно ни разу всерьез не ремонтировалось и настолько обветшало, что ресторан пришлось закрыть. Два года помещение пустовало - никто не хотел тратиться на капитальный ремонт. Читатель знает, как быстро деградируют брошенные дома. И вот что собою представляло помещение, которым власти осчастливили музей: «Крыша текла, отопление разморожено, через стены наблюдалась улица, на первом этаже на полу стояли лужи, об электропроводке и говорить нечего». (Это мы процитировали одно из писем-обращений В. А. Пелепенко - сейчас их ему
приходится писать довольно много.) Лужков в подобной ситуации снес гостиницу «Москва», чтобы выстроить ее заново: так, мол, дешевле1...
Чтоб добыть деньги на ремонт и музейное оборудование, рассказьюает Владимир Андреевич, пришлось, скрепя сердце, продать несколько образцов из коллекции. (Умный питатель задумается: а сколько может стоить все это собрание, которое владелец вознамерился ввести в культурное пространство города?..) Примерно год ушел на оживление руин и обустройство экспозиции, В октябре 2000 года тогдашним министром культуры М. Е. Швыдким была подписана «охранная грамота» - приказ о включении коллекции минералов, принадлежащей В. А. Пелепенко, на правах частной собственности в состав негосударственной части Музейного фонда Российской Федерации. А в конце декабря того же года состоялось торжество открытия Музея камня.
Радость достижения цели отчасти омрачалась тем, что в витринах удалось разместить лишь 2000 экспонатов, тогда как в коллекции к тому времени насчитывалось уже около 15 тысяч образцов и каждый был достоин того, чтоб занять место в экспозиции. Однако губернатор Э. Э. Россель, лично участвовавший в церемонии открытия, подчеркивая тем самым важность происходящего для региона, в своем приветственном выступлении выразил полное понимание значимости события, а в книге отзывов написал, немного злоупотребляя заглавными буквами (видимо, в том выразилось его восторженное состояние): «Огромное человеческое Спасибо за Прекрасный музей. Этот музей будет служить всей России, прославляя Богатство Урала»". И еще в то посещение Эдуард Эргартович заверил создателей музея и общественность, что войдет в областное правительство с предложением выделить земельный участок для строительства специального здания, на которое вправе рассчитывать уникальный музей.
Праздник завершился, наступили будни. Земельным участком Владимира Андреевича и на самом деле поманили; правда, затем перепродали его какому-то более выгодному застройщику. Ситуация для ньшешней России заурядная, так что не будем на ней задерживаться.
Основной же сюжет в последующие годы разделился на два русла.
С одной стороны, новый музей быстро оценили местные знатоки и любители камня, а это если не каждый второй, то уж точно каждый третай-четеертьш житель уральской столицы и ближайших окрестностей. И редкий из гостей города обходил его стороной: когда к десятилетию музея подытожили статистику, то оказалось, что за прошедшие годы его посетили туристы из 69 стран. Музей оброс деловыми связями: он органично вписался в культурное пространство и музейное сообщество города, наладил сотрудничество с самыми известными минералогическими центрами страны, стал непременным участником международных минералогических выставок. Очень важно, что музей признали екатеринбургские дети, сюда постоянно приходят школьные экскурсии, при музее открылись два детских клуба - «Кристаллик» для дошколят и «Орлец» для школьников; их бессменный руководитель И. Е. Авдонина на материале работы с детьми в Музее камня защитила кандидатскую диссертацию по педагогике и приступила к работе над докторской. Музей пропагандирует традиционную для Урала культуру камня, издавая журналы, книги, альбомы, буклеты, открытки... Словом, за короткое время Музей камня стал одним из самых популярных культурных учреждений Екатеринбурга и узнаваемым брендом города. При этом он, заметьте, никогда не требовал подпитки из бюджета -обходился своими средствами, при том что плата и за вход, и за всю предлагаемую им программу была и остается самой демократичной...
1   Прарда, в Интернете есть другая версия; «В ходе реконструкции неустановленные лица украли более
87 млн долларов из выделенных городом на строительство. По мнению профессора МАРХИ Вячеслава
Глазычева целью реконструкции и было воровство, так как никакой особой потребности в сносе гостиницы,
построенной всего лишь в начале 30-х годов прошлого века, не было».
2   Факсимиле см. в книге-альбоме: Музей камня. Уральский минералогический музей В. А. Пелепенко.
Екатеринбург: Квадрат, 2010. С. 19.


С другой стороны, заброшенное, разрушающееся здание усилиями Музея камня превратилось в соблазнительную недвижимость в центре города, и у «эффективных собственников» потекли слюнки. Способы «законного» захвата самых аппетитных кусков общественного пирога за двадцать лет «свободы» доведены у нас до высоких степеней виртуозности; но поскольку они подробно описаны в криминальной хронике, мы здесь не будем лишний раз их рекламировать, а только обозначим принцип.
Откуда-то с вершины «вертикали» пришло из заметных образцов свердловского конструктивизма - появились московские хозяева. Еще в 2004 году эти хозяева приехали с инспекционной миссией в Екатеринбург и обнаружили, что помещение, которое могло бы приносить гораздо большие дивиденды (в чей карман?), используется «нерационально». «Музей в центре города нам не нужен!» безапелляционно заявили они. Культурную миссию Музея камня, его значение для города они просто проигнорировали, пренебрегли и теми обстоятельствами, что учреждение занимает свои площади на основании постановления областного правительства и что арендатору пришлось вложить немалые средства, чтобы разрушающийся дом приобрел «товарный вид».
По здравом рассуждении на защиту музея должно было бы стеной встать правительство области, но почему-то оно спасовало перед московскими чиновниками. Или настолько плохи наши законы?
Между тем Владимир Андреевич Пелепенко и не подумал капитулировать. Твердо соэнавая, что правда и право на его стороне, он уже седьмой год не сдает позиций. О том, как его пытались выжить из законно занимаемого помещения, тоже можно было бы написать роман, но уже откровенно криминальный. (Впрочем, полное собрание документов и публикаций в СМИ на эту тему, если б его издать отдельной книгой, читалось бы, наверно, столь лее захватывающе). Безуспешно использовав привычные средства воздействия на непокорного арендатора - от психологического давления и шантажа до рейдерских атак при участии ОМОНа, - чиновники решили поднажать на «рыночные» рычаги. Они ж «хозяева», а потому сочли себя вправе заломить заведомо неподъемную арендную цену - 1450 руб, за кв. метр в месяц. Для сравнения: распоряжение: дескать, «в целях наилучшего сохранения и помощи в содержании» наиболее значимые архитектурные памятники области необходимо передать в федеральную собственность. Таким вот образом у здания гостиницы «Большой Урал» - одного гостиница и другие организации, занимающие основной корпус здания, платят по 200-300 руб. за метр. С чего бы такая разница? Занятная «информация для размышления». Владимир Андреевич, естественно, отказывается платить откровенно грабительскую цену. Его пытались «достать» с помощью судебных исков - не получается. А теперь вот, как видите, дело дошло до отключения света, тепла и воды...
У этой истории есть моральный, юридический (с сильным криминальным душком), экономический, несомненно - политический, может быть даже и религиозный («Креста на этих мерзавцах нет», - сказал бы верующий человек) аспекты. Каждый из них позволял вывести разговор на проблематику острую и весьма конкретную, в цифрах и лицах. Но, всячески сочувствуя В. А. Пелепенко, мы собрались в холодной комнате со свечами все-таки не затем, чтобы поддержать именно его в праведной борьбе. Конечно, было бы замечательно, если б публикация материалов нашего круглого стола хоть как-то ему помогла, но, во-первых, о ситуации вокруг Музея камня появлялось уже много публикаций, хлестких, как пощечина, однако ж нынешние чиновники их просто игнорируют - видимо, у них достаточно толстый панцирь, даже грядущие выборы их как-то не пугают. Во-вторых, даже если бы наши горячие речи помогли нагреть батареи в помещении этого музея, такой результат вряд ли сказался бы на общей ситуации за его стенами, в которой оказываются возможными такие вот коллизии.
Поэтому обсуждение за круглым столом в Музее камня развивалось по преимуществу в социокультурном аспекте. Если сказать проще, участники обсуждения не
рассчитывали повлиять на следствия, но пытались понять причины; почему «освободившейся от тоталитаризма» России так «утомительно» нести бремя культуры? Неуязвимым чиновникам не страшны уколы прессы, но если общество поймет истинные причины своих недугов, что-то в нашей жизни, возможно, начнет меняться.

[Синильга]

Живем в «другой стране»? Нет, в других обстоятельствах*
По сведениям всеведущего Интернета, в Екатеринбурге насчитывается около 50 музеев. За круглым столом было представлено только пять - но, во-первых, из числа наиболее известных в городе, во-вторых, имеющие разный правовой статус: один государственный (областной), три муниципальных, один частный. Выборка получилась, как говорят социологи, не очень репрезентативная (то есть картину музейной жизни, которая могла бы претендовать на полноту, мы сообща не нарисовали, да к тому и не стремились), тем не менее достоверно установили, что нынче всем музеям, независимо от их профиля, масштаба и статуса, приходится так или иначе бороться за выживание.
Про частный Музей камня довольно сказано на предыдущих страницах.
У музейного центра народного творчества «Гамаюн» (учрежденного муниципальной властью) ситуация несколько иная. На старинный особняк, в котором он размещается, любители «зарабатывать» на прибранной к рукам недвижимости, кажется, не покушаются: деревянному теремку XIX века более полутораста лет. Но усадьба при старом доме (читай: земельный участок) - в десяти минутах пешего хода от центральной площади и через дорогу от американского консульства - прельщает многих. Нина Николаевна Чикунова, директор центра, рассказала за круглым столом, что с самого начала, как только особняк начали реставрировать для музея, ей самой и опекавшему свое новорожденное детище управлению культуры администрации г. Екатеринбурга пришлось выдержать мощное давление со стороны чиновников, имевших другие виды на эту площадку. Историческое строение удалось отстоять лишь потому, что оно еще раньше получило статус памятника федерального значения. Много времени и сил понадобилось Нине Николаевне для того, чтобы выправить все охранные документы, при этом пришлось-таки уступить часть усадьбы. Но на отторгнутом участке который уже год ничто не строится: пришли, разрыли, огородили, - детям (а это основной контингент посетителей музея) приходится переходить препоны по шатким деревянным мосткам, - и все остановилось: ждут-с! Чего? Понятно, чего: неуступчивой руководительнице «Гамаюна» уже не раз ненавязчиво намекали, что деревянные памятники имеют свойство легко воспламеняться...
Казалось бы, территориальные споры вокруг Объединенного музея писателей Урала (он тоже муниципальный) остались позади - в 90-х: кто решится сейчас покуситься на вполне сформировавшийся, ставший достопримечательностью города Литературный квартал? Это было бы равноценно безумным попыткам извести бульвар на Главном проспекте (а ведь и таковые предпринимались). Но лишь совсем недавно отшумели баталии (только окончательно ли?) по поводу затеи «подпереть» с юга мемориальную усадьбу П. П. Бажова монструозным гибридом общежития с гостиницей. Общественность активно воспротивилась, и пока, кажется, обошлось. Но за нашим круглым столом директор литературного музея Валерий Павлович Плотников рассказал о новой угрозе, нависшей теперь над сысертским филиалом ОМПУ - домом-музеем П. П. Бажова: «Этой весной я получил из Госимущества письмо о том, что сейчас производится определение рыночной стоимости здания этого музея. И когда она будет определена, нам предложат заключить новый договор аренды, исходя уже из этой стоимости». Что значит аренда по рыночной цене, читатель может судить па примере Музея камня. Для литературного музея ситуация усложняется тем, что прежде он - как социально значимое учреждение культуры - платил за аренду по льготной цене, потом пришло «правительство прагматиков» и эту льготу отменило. Справедливости ради: отменило не только ему, но, как стало известно В. П, Плотникову, еще то ли шестидесяти, то ли ста учреждениям культуры, которым

предложено теперь энергичнее вписываться в рынок. Такая вот нам предписана тотальная рыночная культура...
Директор Музея истории Екатеринбурга Расим Миннафанзович Назипов к экспансии рыночного прагматизма отнесся стоически. Он рассказал, что в 2009 году было проведено социологическое исследование, которое ставило целью, в частности, выяснение отношения реципиентов к учреждениям сферы услуг. Опрошены были группы самые разные - и пожилые люди, и зрелые, и молодежь; образованные и не очень... Словом, выборка была проведена по всем правилам науки. В результате оказалось, что в рейтинге привлекательности для широкой публики музеи и библиотеки заняли последние места. В достоверности этих выводов Расим Миннафаизович убедился, работая, помимо музея, со студентами двух екатеринбургских вузов. «Мы можем, конечно, многое требовать от властей, - подытожил он эти посылки, - но если музеи и библиотеки не востребованы обществом, то и власть вопреки мнению населения тоже не пойдет. Не будет вкладываться в эти сферы».
Заместитель директора по научной работе Свердловского областного краеведческого музея Светлана Анатольевна Корепанова могла бы многое рассказать о том, какие катаклизмы претерпело это крупнейшее и старейшее на Урале музейное объединение на переломе 80-90-х годов. История его началась 140 лет назад в здании, которое давно уже не существует; мощь и размах музей набирал в советские годы, получив в свое распоряжение два крупнейших в Свердловске храмовых здания. Но когда «безбожная власть» рухнула, обжитые музеем храмы были возвращены епархии. Взамен новые власти предоставили ему аварийные здания бьюшего клуба имени Дзержинского (в Городке чекистов) и особняка Поклевских-Козелл на улице Малышева, в котором после революции 1917 года квартировали разные советские и партийные учреждения, во время войны размещалось оборонное предприятие, а потом его «донашивали» факультеты пединститута и разорял пожар. Нынче только пожилые свердловчане, так и не ставшие екатеринбуржцами, вспоминают о безвозвратно утраченных экспозициях отдела природы в Зеленой роще; новое поколение музейных завсегдатаев помнить их уже просто не может, Надо полагать, по этой причине Светлана Анатольевна решила не ворошить прошлое (наверно, и правильно решила), а поведала участникам круглого стола о нынешнем сложном положении филиалов музея в городах области (их десять). «Казалось бы, проще отдать их муниципалитетам, потому что, по сути, это местные музеи. Мы говорили об этом с руководителями Асбеста, Алапаевска, Верхней Пышмы, но они отказываются: на содержание музеев у них просто нет денег. А "скинуться" с нами тем, что есть, помочь нашим филиалам из муниципальных средств они не имеют права, поскольку это филиалы областной структуры. Но у "областной структуры" тоже не хватает денег, чтоб содержать их, как должно.
Особенно драматична ситуация в Березовском3. У здешнего музея - одного из самых интересных музеев уральской провинции - упала ветхая крыша. А это здание -само по себе "музейный экспонат", его бригадой шабашников не отремонтируешь. Одни лишь проектные работы по его реставрации обойдутся в 4-4,5 млн. рублей. У нас нет таких денег. Мы вынуждены были всю коллекцию Березовского музея собрать и вывезти, она сейчас находится в едином фондохранилище, вместимость которого уже исчерпана. Что будет дальше с филиалом? Жители города обратились за помощью к губернатору, тот пообещал, что музей им откроют, Как откроют? Откуда возьмут деньги? Есть, правда, областная программа по патриотическому воспитанию, но если деньги на восстановление Березовского музея взять из нее, другим уже ничего не останется...
И все-таки хорошо, что филиалы остаются за нами, - подытожила Светлана Анатольевна, - это помогает им сохраняться в качестве музеев».
3 Город-спутник Екатеринбурга. Здесь в середине XVIII века зародилась российская золотодобывающая промышленность. Можно было бы сказать: русский Клондайк, если б канадский золотоносный район не был открыт полутора столетиями позже.

А то бы на местах, подхватим ее мысль, дело быстро дошло до отключения света, тепла и воды...
Так что ситуации разные, а смысл один, и его отчетливее других выразила за нашим круглым столом Н. Н. Чикунова: «Все кругом поменялось, И до тех пор, пока мы не осознаем, что все поменялось, что жизнь понуждает нас ориентироваться на другие идеалы, мы будем бороться невесть с кем и невесть за что».
Можно сказать, что разговор в холодной комнате и при свечах явился шагом к осознанию этой непреложной истины хотя бы его участниками.
«Сегодня мы живем в другой стране», повторяют, как мантру, нынешние политики. Это заблуждение, если только не злонамеренная ложь. Страна (по Далю: «край, объем земель, местность, округа, область, земля, государство, часть света») у нас осталась прежней, и населена она теми же людьми. Конечно, за двадцать лет кто-то постарел, кто-то ушел (или уехал подальше), кто-то народился, и всех, кто нынче здесь живет, жизнь изрядно «перепахала». Но все ж живем мы в России, и память наша, дух наш исполнены и - отягощены? укреплены? - тем, что прожито нами и нашими ближними и дальними предками здесь, на этой богатой и скудной, обширной и тесной, геройской и многострадальной русской земле.
Но волею тех самых политиков мы всей страной, с ее земельными просторами и богатствами, с разноплеменным нашим народом, прошедшим через все исторические переломы, были в одночасье перемещены в другие условия. Те условия на протяжении веков формировались для себя (не для нас же!) народами других стран; там тоже были и кровопролитные войны, и костры инквизиции, и снесенные на плахе головы. В широкой гамме мотивов, подогревавших перманентный конфликт, доминировали, с одной стороны, преданность идеалам (с которыми связывались так или иначе достоинство, честь, самый смысл жизни), с другой стороны - житейский прагматизм. В конце концов в Европе победила идея «буржуазного благополучия»; но, кажется, и там согласились с ней не все, и победила она не окончательно. А в нашей стране, во все времена жившей хорошо ли, плохо ли, но по другим меркам, она пришлась по душе лишь немногим, у большинства же вызывает не столько, может быть, активное неприятие, сколько искреннее недоумение: дескать, как можно?..
Вот и за нашим прямоугольным «круглым» столом все время подспудно звучал этот недоуменный вопрос: как можно?.,

[Синильга]

Музеи в рыночной реальности
А, собственно, что - можно?
Применительно к Музею камня более или менее понятно - что. Как можно областным чиновникам так себя вести? Принимать официальное решение - и потом даже не пытаться настоять на его соблюдении. Безучастно смотреть, как московские «братья по классу» приезжают в подведомственный им (по крайней мере, так они считают) город и творят свой рэкет. Мириться с явным произволом, когда очевидные интересы города попираются кучкой дельцов из явно корыстных побуждений. Как вообще можно отстраненно относиться к ситуации, когда, не затратив ни копейки из бюджета, город, область, край получили первоклассное учреждение культуры - и тут на глазах у всех начинается его методичное, хладнокровное и циничное удушение?
Конечно, можно попытаться убедить себя и общественное мнение (это и делалось не раз), что во всем виноват сам Владимир Андреевич Пелепенко: что-то он там оформил не так, а что-то недооформил, да и вообще слишком это строптивый, неуступчивый человек. А вы бы хотели, чтоб, поставив на службу городу лично ему принадлежащую коллекцию, которая стоит многие миллионы долларов, он предупредительно «здравствовал» на каждый чих чиновника?
Впрочем, обсуждение за круглым столом отчетливо показало, что дело вовсе не в Пелепенко и не в его для кого-то неудобном музее; дело даже не в равнодушии
свердловских властей к судьбам культуры, а в социально-экономическом устройстве нынешнего нашего общества, Н. Н. Чикунова, в частности, подметила такую закономерность: «У нас отношение к культуре - в последнюю очередь. А в культуре отношение к музеям - в последнюю очередь».
Правда, насчет «у нас» .с Ниной Николаевной не вполне согласился Леонид Петрович Быков, профессор Уральского федерального университета: «Культура традиционно во все времена и везде финансируется по остаточному принципу. Это было и в советское время, и теперь. И всегда будут жаловаться на нехватку - нехватку площадей, нехватку -финансирования». С одной стороны, трудно было с ним не согласиться по поводу остаточного принципа - с этим никто и не спорил; но вот что сейчас мы имеем дело с некой ситуацией на все времена - эту его мысль не подхватили: .слишком очевидным образом нынешние музейные беды вписываются в сегодняшний российский социокультурный контекст.
О том, что раньше все-таки было лучше, чем теперь, «открытым текстом» заявил Всеволод Михайлович Слукин, профессор Уральской архитектурцо-художественной академии, председатель общества уральских краеведов: «Можно ругать советскую власть, но надо признать: музейное дело при ней не угнеталось. Не развивалось, может быть, но точно не угнеталось. Зарплату платили, деньги на пополнение фондов выделяли, поощряли создание музеев на каждом предприятии».
Он же, В. М. Слукин, соотнес музейную ситуацию с бросающимися в глаза изменениями в привычной нам среде обитания: «У нас все перевернуто с ног на голову. Наши институты больше не выпустят ни одного нобелевского лауреата, потому что у нас ЕГЭ и все это ремесленничество. А возьмите русский язык - что с ним творится? Сотни англоязычных слов, которым никто уже и не пытается найти замену, хотя чаще всего это сделать было бы нетрудно. Разрушая таким образом внутренний строй родной речи, мы утрачиваем культурные корни. А послушайте рекламу по радио: "Я поехал на Манхэттен!" Оказывается, это в Екатеринбурге существует здание, которое так называется. Есть еще у нас "Гринвич", "Гарлем", "Лас-Вегас" - будто кто-то специально старается, чтоб в родном городе мы чувствовали себя временными, как бы на перевалочном пункте, - направляясь в места, где жизнь течет, не в пример нашей, настоящая. "Шервуд"... Осталось только знаменитого разбойника туда поселить. Даже исконно русский Онегин в названии одного екатеринбургского заведения предстает этаким "дэнди лондонским": "Опе§т". Я уж не говорю про вывески на самых "престижных" торговых и развлекательных заведениях... Откуда все это? Ясное дело, откуда: от новых хозяев жизни, которым обрыдло, а, главное, мешает наше историческое прошлое. Ведь именно в историческом прошлом коренятся ценности, о которые порой спотыкаются, как о камни на гладком асфальте, преобразователи жизни на рыночных началах. Вспомните не прекращающиеся баталии между общественностью, встающей на защиту объектов, воплотивших историческую память города, и бизнесом, которому эти . памятники -- кость в горле, ибо они мешают строить новые торгово-развлекательные центры, офисные небоскребы и прочие высокодоходные сооружения. А музеи - они ведь хранители исторической памяти и, следовательно, естественные антагонисты бизнеса. Какого же отношения к ним вы ожидаете в то время, когда весь строй жизни страны, включая и самое власть, подчинен интересам бизнеса?»
Ни Всеволод Михайлович, ни кто-нибудь другой из участников круглого стола, конечно, не настаивали, что бизнес или, тем более, выражающая его интересы власть сознательно задались целью искоренить музеи. Боже упаси! Совсем нетрудно доказать и подтвердить примерами, что дело обстоит даже наоборот: за счет щедрости предпринимателей музеи решают нынче многие свои проблемы. Кто-то предоставит для экспозиции какие-нибудь закупленные на «свои кровные», яйца Фаберже, кто-то пожертвует сумму на реставрацию или ремонт, на устройство новой экспозиции или приобретение уникального экспоната,.. Информацией на тему «Музеи и меценаты»
И министерство культуры, и наш музей обращались с письмами к его владельцу, но - ни ответа, ни привета. Хорошо, если в музей города передадут или еще куда-нибудь...
А еще был прецедент, когда к нам пришло письмо из Государственного комитета по наградам. В нем спрашивали: можем ли мы взять на хранение награды за труд Турбомоторного завода5? Потому что один его новый владелец зарегистрирован на Кипре, другой - вообще неизвестно где. Награды же, хоть они и советские, каждый тянет к себе. В письме предлагалось: либо мы берем эти награды на хранение, либо они должны вернуться в Госкомитет. Для нас тут, естественно, выбора не было; но когда мы пришли за орденами на завод, тамошние работники испытали шок: от них уносили реликвии, которые символизировали для них святость праздника 9 Мая. Мы их утешили, как могли: а будет лучше, если их от вас увезут на Кипр и вы их больше никогда не увидите?»
В развитие этой темы В. А. Пелепенко рассказал собравшимся несколько историй о том, как во время вакханалии передела собственности были разграблены минералогические коллекции ряда уральских музеев. Он сам обратился в прокуратуру с требованием открыть по фактам этих разграблений уголовное дело; дело таки открыли - с явной неохотой, - но расследованием не занялись, хотя установить, кто украл, какие образцы, как ими распорядился, не составило бы, по мнению Владимира Андреевича, особого труда: тем, кто «в теме», это и без расследования хорошо известно. Видимо, боязно властям прикасаться к этой теме - так же боязно, наверно, как к теме залоговых аукционов, породивших нынешних олигархов.
Еще одну грань проблемы В, А. Пелепенко показал на примере музея в легендарной Мурзинке: «Мурзинский музей расположен в здании церкви, и церковь покамест не претендует на это здание, но только потому, что там нет ни одного прихожанина. Когда же таковой объявится и епархия его поддержит, их оттуда сразу и выселят».
Вот от таких случайностей, оказывается, у нас музейное дело порой зависит: придет кто-то с улицы, заявит о своем «неотъемлемом праве» - и ковчег исторической памяти, кое-как державшийся до сих пор на шатком основании, опрокинется.
Еще один участник обсуждения, Михаил Владимирович Жуковский, профессор, директор Института промышленной экологии УрО РАН, как раз и обратил внимание на шаткость этого основания: «В свое время заняли храмы церковные, сделали из них храмы науки, искусства, истории, и все это благополучно существовало, принося пользу культуре и просвещению, в течение многих десятилетий. Потом в авральном порядке провели так называемую реституцию - передали церкви храмовые здания и предметы культа, не считаясь с их общенациональной культурной ценностью. Но реституция проводилась избирательно, только в пользу церкви. Но почему бы, например, не передать и потомкам князей Юсуповых усадьбу Архангельское, принадлежавшую до революции их предкам? А вдруг политический флюгер однажды повернется в эту сторону?»
Эту мысль парадоксально заострила Н. Н« Чикунова: «Если вдруг будет объявлена всемирная реституция, первым делом не станет Лувра, потому что большинство ценнейших его экспонатов наворовано Наполеоном в разных странах».
В. А. Пелепенко, однако, возвратил разговор в сферу реальности: «Вообще-то, сейчас главная проблема Мурзинского музея не в том, что здание в любой момент могут отобрать. Важнее, что местные власти не могут найти денег даже для того, чтоб музей, который пока не трогают, мог заплатить хотя бы за электричество, Я уж не говорю
5 Построен в 30-е годы XX века как турбинный, в годы войны принял на своей территории и ассимилировал в свою производственную структуру эвакуированные предприятия - дизельную часть Ленинградского Кировского завода и Харьковский турбогенераторный завод, после чего стал именоваться Турбомоторным. В послевоенные десятилетия ТМЗ был одним из лидером машиностроительной отрасли на Урале. За трудовые подвиги в военное время и достюкения послевоенных лет завод был награжден орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. В 90-е ТМЗ был приватизирован, а в 2004-м разделен -отнюдь не по производственной необходимости - на два завода.
про одного-единственного «директора-экскурсовода-сторожа», которому надо же платить хоть бы три тысячи в месяц. Если б не было этого безобразия - чиновничьего рэкета, криминальных «наездов» на наш Музей камня, - я мог бы взять Мурзинский музей на содержание. Более того, мог бы построить для него специальное здание - там и нужно всего-то сто квадратных метров.,.»
На шаткость положения музеев в рыночной реальности обратили внимание и другие выступающие. «Прекрасный музей был в Невьянске, на Невьянском механическом заводе, - рассказал, в частности, В* М* Слукин. - Завода не стало - музей остался. Хохонов до сих пор командует этим музеем. Там уникальные вещи собраны, и он не хочет передавать их в музей городской, потому что это все - заводское. Там, например, экспонируется металлическая штука, которая венчала наклонную башню; во время реставрации ее заменили копией, а в экспозиции музея - подлинная, еще демидовская. Это и флюгер, и молниеотвод, надежно спасавший башню за два десятка лет до того, как он был изобретен Бенджамином Франклином6. Там заводские инструменты демидовских времен, металлические изделия, изготавливавшиеся на заводе, чугунное фигурное литье, которое культивировалось здесь раньше, чем в Кае лях... Безусловно, музей закроется, потому что остаток прежнего Невьянского завода, который продолжает существовать после закрытия оборонных производств, хоть и дает ему какие-то деньги, но слишком мало».
Очень хотелось бы, чтоб пессимистический прогноз В. М. Слукина не сбылся, и даже есть надежда, что он не сбудется. Дело в том, что Виктор Васильевич Хохонов, о котором Слукин упомянул вскользь, до того, как стать директором заводского музея, на протяжении 23 лет - с 1970 по 1993 год - был директором того самого завода, и решимся предположить (дело давнее, порицать некому), что использовал он свое служебное положение в личных целях.
Только сразу оговоримся, что личные цели Виктора Васильевича качественно отличались от личных целей нынешних «эффективных собственников»: более всех житейских благ ему хотелось возродить в достойном виде былую столицу демидовской промышленной империи. Оглядываясь в прошлое, начинаешь понимать, что, возможно, и пост директора завода он согласился принять не потому, что его так уж увлекало производство корпусов авиабомб (один из профильных для завода видов продукции), а потому что на территории завода находились в оскверненном и угнетенном виде главные достопримечательности города - наклонная башня (помоложе, но зато метра на два повыше всемирно известной Пизанской), Спасо-Преображенский собор и много других памятников начального периода развития промышленного Урала. Едва вступив на директорский пост, Виктор Васильевич разворачивает бурную деятельность по «реабилитации», реставрации и музеефикации исторических раритетов, волею судьбы и не сентиментальной советской власти оказавшихся на территории режимного предприятия. Ему многое удалось сделать, воспользовавшись возможностями своей должности. Когда же оборонное производство закрылось, он ушел не на «пенсионерскую» должность директора и хранителя заводского музея, а, освободившись от уже тяготивших его обязанностей, целиком отдался главному делу своей жизни и, кажется, по сей день находит средства вести его на должном уровне.
История музея Невьянского механического завода и его директора замечательна и поучительна, по крайней мере, в двух отношениях.
Самое главное - что ею лишний раз подтверждается закономерность, подмеченная многими и раньше, но, кажется, еще не вполне осознанная общественным мнением по сей день: музейное дело, может, потому, что его общественная значимость («прагматический смысл») не столь очевидна для «прагматиков», держится не на обезличенном порядке, а на энтузиастах. Это обстоятельство подчеркнул в своем выступлении Л. П, Быков; «На
6 Об этом чуде уральской изобретательности см,: Родионов Д. П., Счастливцев В. М., Хлебникова Ю. В. Металл Невьянской наклонной башни. // Вестник УрО РАН. Наука. Общество. Человек. 2010/2(32). С. 55-56.
первый взгляд, музей - это (а) здание и (б) коллекция. На самом деле, музей - это в первую очередь человек, который его организует и направляет, и нет принципиальной разницы в этом плане между государственным музеем и частным. Таким энтузиастам музейного дела не надо помогать, им надо не мешать». К этой, безусловно, верной мысли следует добавить важный нюанс: там, где появляется душевно заинтересованный, убежденный, преданный своей идее человек, музей живет и развивается даже вопреки самым неблагоприятным обстоятельствам. Примеры у всех на виду и на слуху: Семен Степанович Гейченко (пушкинское Михайловское), Леонард Дмитриевич Постников (спортивно-музейный комплекс «Огонек» в окрестностях города Чусового), Иван Данилович Самойлов (музей в Нижней Синячихе), Лидия Александровна Худякова («Литературный квартал» в Екатеринбурге)... Достойное место в этом ряду, несомненно, занимает Виктор Васильевич Хохонов, вложивший душу и, можно сказать, самое жизнь в музей Невьянского механического завода. Конечно же, и Владимир Андреевич Пелепенко, у которого мы вели при свечах наш разговор о музеях, - энтузиаст из той же плеяды.
А вторая истина, подтвержденная примером невьянского директора, заключается в том, что не «объективные обстоятельства» - решающий фактор в музейном (а возможно, и во всяком значительном общественном) деле. Есть сила поважнее,
«Делай, что должно*..»

[Синильга]

«Делай, что должно*..»
«Ра1§ се цие ш сЫз, ег асКаеппе цш рошта» («Делай, что должно, и пусть будет, что будет»). Знаменитая французская поговорка, пожалуй, лучше дипломированных социологов и политологов объясняет тот факт, что пессимистические прогнозы, построенные на, казалось бы, трезвом понимании реальности, к счастью, не всегда сбываются. Обыватель движется в ту сторону, куда дует ветер, личность - с позицией и убеждениями - может двигаться против ветра, тем самым помогая обществу сохранить ощущение исторической перспективы.
Один из участников нашего круглого стола спросил Владимира Андреевича Пелепенко: «А вы можете вашу коллекцию продать?» В смысле, сбросить с плеч этот тяжкий груз, разом отмахнуться от пираньих атак, купить виллу где-нибудь на Лазурном берегу (наверно, вырученных денег хватило бы: ведь хватило же нескольких образцов, чтобы оплатить ремонт совсем не маленького полуразрушенного здания) и дожить оставшиеся годы в праздности и довольстве.
Очевидно, этот вопрос владельцу коллекции задавали не раз, поэтому он отреагировал мгновенно: «Продать могу в любой момент. Но не могу я этого сделать». И в последующем разговоре не раз возвращался к этой теме: «Никуда я не поеду и нигде не останусь. Зачем? Я люблю Урал, мне нравится здесь жить... У меня выбора нет, мне надо музей сохранить». Конечно, его можно понять и так, что он не хочет оставлять дело своей жизни, не мыслит променять деятельную, полную треволнений жизнь борца на беззаботное и бесцельное прозябание в сытости и тепле. Возможно (даже и наверняка) такой мотив присутствует в его решимости, и он заслуживает всяческого уважения.
Но вслух Пелепенко говорит другое: «Если не будет у нас музеев, если не будет народ ходить в музеи - будет и у нас то, что происходит в Англии, Франции, где пацаны жгут машины, бьют витринные стекла. Тот, кто приходит в музей - наш, ваш, неважно чей, - тот не будет громить витрины. Это другой человек. Я говорю об этом не как директор музея, обладатель коллекции; я говорю как гражданин России»,
Владимир Андреевич говорит дальше о том, насколько важное значение он и его сотрудники придают двум детским клубам, которые работают при Музее камня практически со времени его создания: «Когда детишки занимаются при камне, они по-другому воспринимают мир, у них другие интересы. Маленький человек, приобщившийся к миру камня, уже не пойдет на "тусовку" к бездельникам, ему там нечего делать, ему неинтересно безобразничать».
Сама руководительница детских коллективов при музее Ирина Евгеньевна Авдонина подхватила и продолжила эту мысль: «Учим детей, они становятся студентами, те студенты приходят к нам на практику, и уже они начинают работать с новым поколением детишек. Дети - это та среда, которая движет этим всем. Правильно говорит Владимир Андреевич: он, этот маленький любитель камня, сначала камешек нарисует, потом о нем сказку напишет... Словом, тут вам и психология, и педагогика, и социальный аспект. Кстати, мы изначально занимаемся социальными проектами: малоимущие к нам приходят, подарки раздаем... Недавно нашу работу с детьми отметили премией имени О. Е. Клера... Теперь вот, в темноте и холоде, мы не можем с детьми заниматься. Дети не понимают: а почему нет света? Почему тети-дяди не могут его включить? Они потом, повзрослев, доймут, что из предали...»
О роли музеев в воспитании говорила и Н. Н. Чикунова: «Музеи нужны для того, чтоб человек умел чувствовать и думать. То есть чтобы он мог противостоять агрессии всех средств массовой информации, которые отучают нас от этих способностей».
В том же ключе рассуждал В. М. Жуковский: «Музеи всегда были и остаются образовательными центрами, имеющими неоценимое значение и для школьников, и для студентов, и для зрелых людей, не утративших живого интереса к жизни. Эти новые знания могут иметь и прикладное значение...» (Владимир Михайлович вспомнил, как еще подростком любил ходить в геологический музей горного института и именно там научился распознавать многие уральские камни.) «Но важнее прикладных знаний -приобщение к родной земле, к ее истории, к ее общественным устоям. Подростки, которые творят безобразия на улицах западных городов, чувствуют себя вне социума -таково их понимание свободы. А люди, знающие и любящие свою историю, не станут утверждать свою "раскрепощенность" и "индивидуальность" актами вандализма».
«Суть музейного дела в том, - поддержал эту мысль Л» П* Быков, - чтобы способствовать укреплению чувства национальной идентификации, культурной оседлости. Это очень важно, чтобы люди, живущие на этой территории, чувствовали себя не просто квартиросъемщиками и налогоплательщиками, но участниками большой истории большой страны. Только это и делает население народом. И только народу под силу делать историю, а не ждать с покорностью ягнят, какие еще напасти нам принесет очередная реформа».
Читатель видит, что в понимании общественной роли музеев участники круглого стола друг с другом не спорили, но дополняли друг друга, двигаясь к сути одним путем. И, пожалуй, наиболее полно и завершенно прозреваемую всеми суть выразил в своем выступлении Алексей Геннадьевич Мосин, доктор исторических наук, профессор Уральского федерального университета:
«Врачи говорят, что надо лечить не следствия, а искать причины.
Мы должны возродить в себе чувство собственного достоинства. Вот когда оно будет возрождено, когда оно будет главным в нашей жизни, все встанет на свои места. Вывески на "иностранном", переизбыток в обиходе английских слов - все это следствия утраты веры в себя, в свою способность жить своим умом. Пока мы, общество, этого не осознаем, никакие переименования вывесок нам ничего не дадут.
Замена мысли и живого чувства подражательным инстинктом то есть возвращение людей на уровень приматов - имеет, конечно, свои причины. Они коренятся в особенностях нашего перехода от "тоталитаризма" к "демократии". Вместе с "тоталитаризмом" отбросили национальную память («Метили в коммунизм - попали в Россию», - припечатал Александр Зиновьев), а идею демократии подменили шаблонами, беспорядочно и бездумно заимствованными на Западе. Возрождение чувства собственного достоинства невозможно без обращения к исторической памяти.
Музеи - это только один из важнейших - наряду с библиотеками, архивами -элементов механизма сохранения национальной памяти. И если говорить о гражданском подходе, то он предполагает комплексность. Когда у власти возникнет понимание, что это жизненно важно, - иначе мы не конкурентоспособны, ничего из себя не представляем, -только тогда музеи из "сферы услуг" перейдут в базовый механизм, от исправности которого зависит будущее общества.
Кажется, сейчас главная забота органов власти, курирующих музеи, - чтоб повысить их посещаемость, добиться самоокупаемости. А еще чтоб побольше туристов приезжало, больше денег территории оставляли. Туристы туристами, но гораздо важнее, на мой взгляд, думать о том, какое новое поколение у нас вырастает. Мы все ниже и ниже опускаем культурную планку, мы как общество деградируем. Об этом надо думать. Правильно говорит Владимир Андреевич, главное - это дети...»
Итак, вопрос о том, «что должно» делать, за нашим круглым столом не дебатировался, потому что в этом плане участники разговора были единомышленниками. Обсуждение также показало, что музеи держатся на особо стойкой породе людей, которые, вопреки жесткому давлению рыночного прагматизма, полны решимости делать не то, к чему понуждают обстоятельства, а то, «что должно» - в согласии с пониманием исторических императивов, гражданской позицией и собственной совестью.
Однако перспективы этой подвижнической деятельности выглядят, увы, не столь ясными.,

[Синильга]

«.„и пусть будет, что будет»
Казалось бы, относительно перспектив музейного дела и в нашем городе, и даже в стране красноречивее слов говорила «романтическая» поневоле обстановка, в которой проходил наш круглый стол. Однако В. А. Пелепенко смотрит в будущее с оптимизмом: «Все равно мы выживем в этих передрягах, все равно победим, все равно мир будет лучше. Потому что основной часть нашего населения - нормальные люди». И Владимир Андреевич увлеченно рассказывает о своих планах строительства Дворца камня, куда, он уверен, в конце концов переедут его минералогические раритеты; - главный архитектор города уже пообещал для него новое, хорошее место; о расширении экспозиционного диапазона, когда позволят площади, - у него уже собралась коллекция отличных образцов каслинского литья; о возрождении училища камнерезного искусства и камнерезного производства, которым когда*то славился Екатеринбург, - эту задачу он определил себе на ближайшее время. В осуществимость его планов верится, но не потому, что в культурной политике властей появились какие-то обнадеживающие тона, а потому что коллекционер и музейщик Пелепенко хочет и умеет делать «что должно».
Р. М. Назипов настроен менее мажорно. Удостоверившись, что молодежь (в том числе и студенты, которым он читает лекции) музеями не интересуется, он эсктраполирует нынешнюю ситуацию на будущее: «Это поколение войдет потом во властные структуры, и у них будет представление о музеях как заведениях, которые висят на шее у бюджета, а в их залах пусто». Отсюда, по его мнению, вытекает проблема: «Что нужно нам сделать, чтобы стать интересными - особенно для молодежи, чтоб мы были востребованы, чтоб к нам пришли, чтоб нам выйти на уровень европейских музеев?»
Не все участники обсуждения согласились, что интерес к музеям у нас так уж низок. Даже если туда в основном приходят группами школьники, это уже хорошо. А детские клубы при Музее камня, при «Гамаюне» - это вообще выполнение главной музейной миссии. Предложенный же Расимом Миннафазиевичем ориентир - европейские (да и американские тоже) музеи - и вовсе вызвал неоднозначное отношение. «Западные музеи, - решительно возразил В. М. Слукин, - делают все, чтобы заработать деньги. Конечно, в Лувр придете - там изменений никаких, им этого не надо. А вот в других музеях, чтоб затащить на свою территорию побольше посетителей, и танцульки устраивают, и другие откровенно развлекательные шоу».
Л. П. Быков углубил тему: «Музей по своей природе - явление изначально консервативное, этот консерватизм ему «показан». Но, как заметил Пушкин, «меняется весь мир вкруг человека, - ужель один недвижим будет он?» В силу этого непреложного закона сегодняшний музей не может быть таким, каким он был не только в XIX веке, но и в советское врем» И не так уж важно, по каким причинам происходят эти метаморфозы; важно, чтобы они не изменили сути музейного дела, потому что эта суть определяется не способом финансирования, а той ролью, которую музеи призваны играть в духовной жизни общества. И если они переродятся настолько, что перестанут свою роль выполнять, общественный организм тоже испытает опасное перерождение».
Стремление выжить любой ценой, в частности, делая ставку на всякого рода развлечения, беспокоит и Н. Н. Чикунову: «Я боюсь, что лет через десять-двадцать музеи в том смысле, как мы их сейчас понимаем, если и не исчезнут совсем, то станут большой редкостью».
Но в таком случае - что делать?
Рассуждая умозрительно, возможны три варианта действий.
Конечно, было бы замечательно, если б наши музеи были интересны сами по себе -как Лувр, Прадо, Эрмитаж. Хотя — что значит «сами по себе»? Если б, скажем, «Джоконда» за пять столетий не обросла легендами, как никакое другое произведение мировой живописи, разве был бы так нескончаем поток желающих ее увидеть? Понятно, что такой вариант для нас абсолютно утопичен.
Превратить музей в развлекательный центр гораздо реальнее, это и делается повсеместно, только какое отношение это имеет к той общественной миссии, для которой самой историей рожден этот вид учреждений культуры?
Соблазнительной и перспективной кажется третья идея (и ей уделили много внимания участники разговора за нашим круглым столом): «привязать» музеи к естественным потокам любознательных людей, для которых содержание экспозиций заведомо интересно Отчасти это и делается: почти у каждого музея есть детально разработанная программа работы со школами. Но на Западе существует богатый опыт сочетания музейного дела с туристическим бизнесом. Причем связь эта настолько органична, что во многих случаях посещение музеев в туристических центрах (даже во всем Лондоне!) делается бесплатным. Но то - на Западе, а что касается нашего туризма -он пока что пребывает в зачаточном состоянии, так что ставить музеи в зависимость от него не менее утопично, нежели рассчитывать, что они могут быть интересны широкой публике «сами по себе».
Однако тема туризма на Урале оказалась настолько многогранной и интересной, что участники нашего круглого стола сочли ее достойной особого разговора.
Итак, три варианта - и ни один не сулит надежного, убедительного разрешения «музейной проблемы». Тем неожиданнее прозвучало - уже в завершающей стадии круглого стола выступление Майи Петровны Никулиной7. Ее главная идея заключалась Б том, что интерес к музею, как правило, не бывает спонтанным, а приспосабливаться к вкусам праздной толпы - и недостойно, и бессмысленно. Интерес к музею надо воспитывать, причем воспитывать с раннего детства.
«Я абсолютно не согласна с тем, - говорила за круглым столом Майя Петровна, -что музеи должны для привлечения посетителей выдумывать какие-то развлекательные программы. Я была во многих музеях мира и не могу сказать,, что самые популярные из них - те, которые придумали какие-то блистательные формы работы. Много посетителей в музеях «раскрученных», разрекламированных. Понятно, что все идут смотреть золотую маску7 Тутанхамона не потому, что она так уж для них интересна, а потому что о ней много написано, ее нарисовали на сувенирах и даже на конфетных коробках.
И еще одно: в мировых туристических центрах музеи набиты лишь в туристический сезон. А в несезонное время... Я недавно в Турции, в Стамбуле, в прекрасном музее ходила одна! Они там действительно делают ставку на туристов, а мы
' Майя Петровна Никулина - поэт, прозаик, публицист, педагог. См. о ней: Вестник УрО РАН. Наука. Общество. Человек. 2011, № 2 (36).
на туристов ставить не можем, потому что к нам мало ездят, хотя нам действительно есть что показать и туризм на Урале можно и нужно развивать.
Сохранять сегодня музейное сообщество крайне трудно, поскольку из школьной программы выбит весь гуманитарный компонент. В ней теперь фактически нет ни литературы, ни истории. Я говорю об этом со знанием дела: я там работаю. Наша школа -гимназия "Корифей" - отвоевала себе особый статус. В какой-то мере... Больше его нигде нет. И ни в какой другой школе нет ни одного предмета, который бы мог заинтересовать ребенка тем, что вы здесь выставляете. Сегодня главные предметы в школе - английский, компьютер и физкультура... Так что с нынешней школьной программой совсем не достаточно улучшать музеи: школьники все равно туда не пойдут, потому что интерес у них не сформирован.
Интерес к музею надо воспитывать с дошкольного возраста. Дошкольный возраст -это когда у человека есть третий глаз и третье ухо открыто, В это время человек осваивает язык запросто. И не только язык: вещи, камни, цветы - просто все! Важнейший возраст, идеальный для воспитания и образования, а мы его упускаем, оправдывая себя тем, что заняты, недосуг. Утоляем жажду детей знать и действовать американскими мультиками и компьютерными играми - бездарное, губительное для духовного развития времяпрепровождение! Хорошим детский сад или школу считаем, когда там вкусная кормежка, бассейн и все такое прочее...
А как много мог бы дать детям в этом возрасте музей! Наши музеи очень хорошие, это правда, но работать для детей они, как правило, не приспособились. Не знают и не учитывают детскую психологию.
Когда дети в музее, только и слышишь: «Мальчики, девочки, не трогайте руками!» Я сколько раз говорила в краеведческом: поставьте вы на стол горшок с глиной!.. Дело в том, что ребенок так устроен: подержать в руках, попробовать, понюхать - это для него самый главный убедительный момент. Кстати, вот здесь, у Владимира Андреевича, специально многие камни так поставлены, чтоб их можно было потрогать и погладить, -гениальное решение!
Надо считаться с тем, что дети не могут сосредоточенно, два часа подряд, рассматривать экспонат за экспонатом. Их деятельная натура требует действия, перемены занятий. В некоторые музеи приходится ездить по несколько раз, и это не всегда удобно, да и экспозиция не рассчитана на многоразовый просмотр - не разделена на самодостаточные отделы. И опять выбор в пользу Музея камня: здесь ничего не надо делить, причем камень - это такой экспонат, на который не скучно смотреть по многу раз: подлинная красота не приедается.
Конечно, не все, что показывают в наших замечательных музеях, ребенок может воспринять. Например, ему трудно понять, что такое самый старый деревянный идол в мире. Каю*то на него это не производит впечатления. Но к восприятию предметов нарастающей сложности надо готовить.
Понимая, насколько сложно, но и насколько нужно работать с детьми, надо осознанно и серьезно развивать это направление».
У Майи Петровны Никулиной огромный опыт работы в музеях с детьми и самого младшего возраста, и теми, кто постарше. Но он, в сущности, не востребован, потому что в обществе нет понимания, что музеи - они не только для взрослых, но и для школьников, даже и для дошколят.
Чтобы это понимание пришло, нужно твердо знать, что главная проблема, связанная сегодня с музеями, это не их «заполняемость», не самоокупаемость, а преодоление той болезни духа, которая советским классиком метко названа манкуртизмом. Это емкое понятие в свое время прижилось, стало настолько популярным, что даже оторвалось от своего литературного первоисточника. Но сейчас оно не в ходу -возможно, потому, что смысл его крайне негативен: между тем как нынче оно воплощает едва ли не официальную идеологию. Наверно, те, кто помоложе, его уже и не знают. Но болезнь не становится менее опасной, если не знать, как она называется.
Сделать музеи востребованными сегодня и завтра можно лишь при условии, если будет радикально пересмотрена концепция дошкольного и школьного образования, если школа вновь станет не оказывать «образовательные услуги», а формировать достойных граждан страны, если «население» (или даже «электорат») снова станет народом. Самим музеям эту задачу не решить - не их масштаб, не их компетенция. Этим должны быть обеспокоены общество и государство, если они не хотят вновь в одночасье оказаться «в другой стране».
Обсуждение за круглым столом записал и прокомментировал Я Я, Лукьянин.

[скептик]

Ну, раз тема поднялась второй раз, почему бы не поговорить ещё.
О Пелепенко и его роли в истории, об имущественных потягушках, о политических выпадах говорить не буду - вроде уже всё обсудили.

Конкретные вопросы (и желание получить на них конкретные ответы) :
В каком состоянии находится помещение Музея сегодня? Или оно в состоянии ветхости, как и всё крыло в целом? Желательно, не чьё -то субъективное мнение, а подтвержденое любыми документами.
Если будут включены отопление и освещение - насколько надежны имеющиеся магистрали, не стоит ли ждать дальнейших аварий и прочих приключений?
После "залива" - требуется ли Музею ремонт и есть ли на это средства?

Вот эти вопросы меня интересуют гораздо больше в отношении Музея.
Можно много говорить и о культуре, и об отношении к ней.
О ней не говорят, её воспитывают и не в музеях, а прежде всего дома, в семье. Музеи, библиотеки и прочее всё-таки, по моему мнению вторичны. И когда человек, вырастая видит, что всё в доме направлено на то, что бы купить дешевле, продать дороже, достать лучше и больше, чем у соседа, когда успешность характеризуется лейблом на одежде и маркою машины - вряд ли он потом, даже посещая музей, будет любоваться - он будет интересоваться стоимостью и возможностью приобретения. А я все это наблюдаю с 90-х годов. И многие из тех детей и молодых людей сейчас
занимают именно значащие должности. И ведут себя соответственно. А массы, проклиная их, в своей жизни пытаются проделать это же в доступных для себя масштабах. Так кого мы должны винить? Не себя ли? Или искать виновного дядю и менять его на другого, но такого же? Иного то взять неоткуда. Или есть конкретные предложения?
И частным вопросом о сохранении Музея эту проблему не решить (и не на нашем форуме).

( И, в порядке ведения - форум всё-таки форум, а не место для стенографических отчетов заседания и не трибуна для митинга с часовой речью, как бы правильно она не звучала.)

[Синильга]

Все ответы завтра, после конференции. Извините.

[Леха]

Убедительная просьба ко всем - давайте тему не будем превращать в трибуну для политико-социальных дискуссий, как аналогичную в этой же ветке, а будем обсуждать непосредственно саму проблему.

[скептик]

Показательна последняя фраза из определения "Круглый стол" на Wiki:
В процессе круглых столов оригинальные решения и идеи рождаются достаточно редко. Более того, зачастую круглый стол играет скорее информационно-пропагандистскую роль, а не служит инструментом выработки конкретных решений.

[kovdor]

Убедительная просьба ко всем - давайте тему не будем превращать в трибуну для политико-социальных дискуссий, как аналогичную в этой же ветке, а будем обсуждать непосредственно саму проблему.

Лех, тогда надо запретить всем, кроме Синильги  писать в тему.
Она видит проблему изнутри, под "нужным" углом. Есть негодяи-москвичи, а есть Пелепенко, белый, пушистый, отчаявшийся, загнанный в Мюнхен (ой! прошу прощения, в угол!)..
Я вот не очень понимаю, как здесь с этой точки зрения ведут себя местные власти.. Собственно те, кто может что-то реально быстро сделать. Конечно президент перешлет все ваши послания им, может правда поставить на контроль..

[Cord]

...Я вот не очень понимаю,..

А я не понимаю, что мы ещё должны сделать? Голоса и деньги, кто пожелал, отдали... С кольями подъезжать? Всё, что здесь читаем- мнение лишь одной стороны. Мне лично оно было понятно и без последующего многословия и мною лично принято. Дык, зачем многостраничное продолжение о методах детского воспитания, бездушии чиновников и пр. лирика, мало кем прочитанная полностью?..   Решили продолжить Тему- хорошо, дык и давайте кратко сухую честную информацию о происходящем.

[Синильга]

кратко сухую честную информацию о происходящем.

На сегодняшний день информация следующая:
1) 21 ноября 2011 г. должны быть подписаны последние бумаги на передачу земельного участка на ул. Добролюбова в г. Екатеринбурге под строительство здания, в том числе, для Уральского Минералогического музея.
2) Тепло, свет и вода в помещения музея не поданы.
3) Есть ответ из Администрации Президента РФ, что мое обращение "в государственные органы и органы местного самоуправления
направлено на рассмотрение в Федеральное агентство по управлению
государственным имуществом в соответствии с компетенцией по решению
поставленных в нём вопросов (ч.3 и ч.5 ст.8 Федерального закона от 2 мая
2006 г. №59-ФЗ «О порядке рассмотрения обращений граждан Российской
Федерации») с просьбой проинформировать о результатах Вас и
Администрацию Президента Российской Федерации." (Цитата из официальной бумаги на мое имя). Датировано 02.11.2011г.
4) Принято Обращение участников Международной научно-практической конференции "Минералы и драгоценные металлы в национальных стратегиях развития туризма", состоявшейся 17-18 ноября 2011 года в г. Екатеринбурге к Правительству и Президенту Российской Федерации.
5)Уральский Минералогический музей Пелепенко внесен в официальный путеводитель "Екатеринбург" (Екатеринбург, путеводитель.-Екатеринбург:МУ"Столица Урала", 2011.-120 с.), изданный под эгидой Администрации города Екатеринбурга.
6) Направлены письма от руководства музея в ЮНЕСКО, кстати делегация этой организации в рамках культурной программы посещения Екатеринбурга побывала в Уральском Минералогическом музее и оставила восторженную запись в книгу отзывов.
Пока все.

[Cord]

 :)Совсем другое дело. Спасибо.

[Синильга]

Вчера в музее были с экскурсией китайцы. Ушли в полном восторге, им понравилось осматривать экспозицию при свете фонарей. Даже попросили шторы задернуть, чтобы усилиь волшебство момента. Похоже, что может новая фишка в экспонировании получиться.